Почему у русских рабский менталитет?

В Европе (и не только), люди выходят на митинги и драки с полицией под лозунгом «Мы хотим жить лучше!», правительства, допустившие снижение уровня жизни населения, с позором уходят в отставку. В Раше же президент, устроивший обвал в экономике и добившийся рекордного в мире уровня неравенства, получает рекордные проценты на выборах на 4-м году обнищания и без того бедного населения, которое требует: «Оставьте все, как есть!».

Протестов с экономическими требованиями я вообще не припоминаю в последние годы. В Африке люди требуют расширения гражданских свобод, в Раше же приходят в восторг от «крепкой руки», когда та сдавливает им шею. Почему русня, столкнувшись с грубым полицейским произволом, сжигает себя, а не полицейские участки? Имеет ли этот ацкий треш объяснение?

Наткнулся вчера на прелюбопытное, не побоюсь этого слова, исследование в двух частях, проведенное naivny_chukcha. В гуманитарных науках порой большее значение имеет грамотно поставленный вопрос (сформулированная проблема), нежели ответ на него. Ответ на вопрос «почему так?» может быть и не верным, но точные наблюдения, описывающие ситуацию «как есть» имеют даже больший практический смысл. Редко возникает возможность подискутировать, пусть и в заочной форме с думающими людьми по такого рода социологическим проблемам. Поэтому с радостью воспользуюсь поводом критически оспорить некоторые доводы naivny_chukcha.

Во второй части своего блестящего русофобского наброса автор совершенно правильно ищет фундамент феномена терпильства русачков в экономике, ибо бытие определяет сознание. Применительно к социальному генезису экономический базис формирует политическую надстройку, а та, воспроизводясь, целенаправленно формирует самосознание масс, стараясь цементировать существующее положение. Однако дальше начинаются очень сложные нюансы.

Например, тезис о безусловной неэффективности рабского труда, к которому якобы поколениями был приучен русский крестьянин, был разбит в пух и прах самой жизнью уже в XIX-XX веках. Теоретически да, раб не заинтересован в результатах своего труда, потому что у него нет стимула, и работает он на отъебись. К тому же раб требует постоянной внешней охраны, чтоб не убежал, и внутреннего надзора, чтоб ничего не украл и не испортил. Труд охранников и надзирателей создает дополнительные издержки, которые увеличивают себестоимость произведенной продукции, низкое качество которой определяется похуистическим отношением раба к работе. Логично?

Но почему тогда американские плантаторы-капиталисты даже во второй половине ХХ столетия были настолько тупыми, что продолжали использовать и даже наращивать объемы рабского труда в сельском хозяйстве, хотя имели возможность точно так же использовать (и использовали) наемный труд свободных белых людей и передовые машины? Да в том-то и дело, что рабский труд негров был производительнее труда свободных белых фермеров. Подчеркиваю, что говорю именно о производительности, а не об экономическом эффекте, когда меньшая производительность компенсируется ненужностью оплачивать даровой труд. Вот вам и мотив, почему южане в США категорически не желали отмены рабства и даже немножко повоевали по этому поводу с северянами.

Кстати, о войне. Скажите, какой солдат будет лучше воевать: свободный гражданин, добровольно пошедший в армию, материально мотивированный, грамотный, человек, сражающийся за идею, или холоп, воспринимающий рекрутчину, как 25-летний тюремный срок? Если вспомнить, как по-скотски относились к русскому солдату (одна только система телесных наказаний чего стоит – это узаконенные пытки, часто приводящие к смерти истязаемого), то возникает всего один вопрос: а почему солдаты, имеющие доступ к оружию, просто не поубивают своих офицеров? Этого не только не происходило, но на поле боя в XVIII-XIX столетиях русский солдат часто показывал превосходство над противником если не в выучке, то в моральной стойкости.

Я не имею в виду войны с отсталой Турцией или маленькой Щвецией, когда в Северной войне с великим трудом виктория была достигнута благодаря колоссальному численному превосходству. Но давайте посмотрим, какой расклад был на Бородинском поле. С одной стороны – профессиональная наемная армия культурных европейцев, несущих идеалы гражданской свободы, энтузиастически преданных своему императору, жаждущих поживы (им была обещана Москва на разграбление). С другой стороны – замордованные рабы, утратившие всякую социальную связь с обществом, для которых офицеры – рабовладельцы и душегубы, а Москва – всего лишь скопище барских домов. У русского солдата не было ни малейших политических и гражданских прав, которые ему имело смысл защищать. У него не было собственности и родины.

Да, впоследствии пропаганда раздула миф о якобы патриотических мотивах русских солдат, но это бред. Патриотами были исключительно дворяне-офицеры, потому что в Бонапарте они видели угрозу самому своему существованию. Сильно было убеждение (точнее, страх), что Наполеон отменит на оккупированных территориях крепостное право. В этом случае Россию ожидал бы такой взрыв коллаборационизма, что романовскую империю уже ничего бы не спасло. Память о пугачевском бунте была еще свежа. Не пошел на этот революционный шаг французский император лишь по одной причине – он не желал уничтожать Россию, он даже не хотел ее побеждать. Весь смысл той войны заключался в принуждении союзника к соблюдению условий союзного договора. Но это уже детали.

И вот, при Бородине сошлись свободные европейцы и зачморенные рабы, вроде бы не имевшие никаких стимулов подыхать за сохранение рабства и своих угнетателей. Да, формально европейцы победили благодаря высокому профессиональному мастерству и бездарности Кутузова, который был хорошим стратегом и дипломатом, но никудышным полководцем. Однако разгрома русской армии не произошло именно благодаря феноменальной стойкости крепостных рабов, одетых в солдатские мундиры. Впоследствии эти рабы даже до Парижа дошли.

Новейшая история тоже дает нам немало пищи для размышлений. Ладно, стойкость колхозно-гулаговских рабов в Сталинграде можно объяснить тем, что немцы-нацисты являлись для русских унтерменшей врагом экзистенциальным, это было абсолютное зло. И вообще, дескать, в войне сцепились два тоталитарных режима, выясняя, чей концлагерь круче. Но в этом случае придется как-то объяснить нежелание воевать французов, у которых нацисты угрожали забрать все – свободу, демократию, часть территории, саму государственность. Франция к 1939 г. – одно из самых экономически и культурно развитых государств мира. Патриотизм – это тоже французское изобретение. Именно в эпоху революционных войн французские солдаты шли в бой, вопя Vive la France!, в то время как их противники сражались во славу своих цесарей.

Однако несмотря на все это гитлеровцы, словно играючи, раздавили Францию (заодно и гордым свободолюбивым англичанам люлей отвесили), а французские солдаты вовсе не стремились сражаться за отечество до последней капли крови, предпочитая сдаваться в плен. Материальная, идейная, политическая и гражданская мотивация в данном случае почему-то совершенно не сработала. Вот мы и наблюдаем удивительный парадокс: русские (советские) рабы отчаянно сражаются за свободу своей родины; свободные же французы быстренько поднимают руки, а француженки охотно раздвигают ноги перед оккупантами, словно последние рабы, для которых хрен редьки не слаще. Так кто в данной ситуации терпила, у кого рабский менталитет и готовность игнорировать факт национального унижения?

Я не пытаюсь сейчас дать ответ на этот вопрос. Тем более, не желаю прославлять тоталитаризм, рабство и прочие архаичные добродетели. Я всего лишь обозначаю сложность и неоднозначность рассматриваемого феномена. Иногда передовые нации ведут себя, как безответственные рабы, которым на все насрать, а забитые холопы, веками воспитываемые в дикости и унижениях, проявляют совершенно не свойственные им высокие порывы. Уже из этого можно, однако, сделать предварительный вывод, что никакой рабской ментальности, исторической предрасположенности к свободолюбию или пресмыкательству не существует. Все зависит исключительно от текущих условий существования социума. Поведенческие паттерны не определяют, как поведет себя общество в конкретной ситуации. Наоборот, всякая конкретная ситуация активирует и развивает в индивиде или обществе в целом именно те паттерны, которые целесообразны и подавляет неактуальные.

Давайте перенесемся в наши дни и посмотрим, насколько полярно разно ведут себя в очень схожих ситуациях украденных выборов культурные европейцы-белорусы и отсталые азиаты-киргизы. Не спешите видеть в моих словах расизм, я лишь описываю картину с точки зрения широко укоренившихся стереотипов. Уж не помню кто мне доказывал, что белорусы ментально европейцы, потому что Европа – вот она, доплюнуть можно. Потому что масса белорусов ездят в Европу работать, живут там, пропитываются европейскими ценностями и культурой, и потому их революция уже победила просто по факту того, что началась. Ну, просто не может быть иначе! Азиатчина лукашизма настолько чужда и месту, и времени, что 26 лет авторитарной диктатуры можно воспринимать исключительно как досадную историческую девиацию. И если, дескать, даже кремлевская Крыса пошлет в Беларусь своих зеленых человечков, белорусы не станут предателями, как хохлы-колорады, а дружно возьмутся за оружие, поскольку, де, партизанщина у них в крови.

Я же уверенно заявлял, что острый политический кризис означает лишь конец режима Лукашенко, утратившего свою легитимность, а вот насчет победы демократической революции выражал серьезные сомнения еще до ее начала. Сейчас же констатирую, что первая ее волна бесславно захлебнулась в собственной восторженной слюне. Вторая волна неизбежна, поскольку общественные противоречия остались неразрешенными, кризис не исчерпан, а только углублен. Но, собственно, нам важны сейчас не проблемы социального генезиса, а реакция общества (народа, нации) на грубое насилие со стороны господствующего класса – сначала насилие политическое (украденные выборы), а потом и физическое – массовые порки, уличный беспредел карателей. Ну, полагаю, вы в курсе.

Что делает культурная европейская «нация айтишников»? Самым позорнейшим образом демонстрирует готовность подчиняться насилию. Белорусы ведут себя как конченые трусы и вышколенные рабы, даже в мыслях не способные зайти за флажки. Более того, эти рабы массово гордятся своим терпильством: мол, посмотрите, какие мы невероятные – нас унижают, пиздят (в том числе детей и беременных женщин), убивают, поливают краской, насилуют в автозаках, травят газом, а мы в ответ только пляшем, раскрашиваем заборы и лайкаем свои слезливые посты в фейсбуках.

А как насчет того, чтоб воспользоваться своим правом на самозащиту? – спросил я в одном популярном белорусском «революционном» чатике в телеге. О, такой лютой ответной злобы мне не приходилось встречать даже от ватной русни, когда я ее троллю на тему «Чей Крым?» и стебусь над победобесием. За те примерно восемь минут, пока меня не забанили, узнал о себе очень много нового: что я – провокатор КГБ, поп Гапон, желающий утопить в крови чистую и непорочную белорусскую революцию, лукашист-ябацька, троль с RT, диванный подстрекатель… И вообще, пошел нах…й, потому что милиция с народом, мы уже победили, насилие нас только унизит, Европа нам поможет, мы не хотим, как в Украине, у нас особый путь и надо снимать шлепанцы, вставая на скамейку, потому что мы – европейцы.

Угу, европейцы. Вот только эти конченые рабы, млеющие перед любой мразью в форме (и даже без формы, если есть основание подозревать, что у мрази есть красное удостоверение) почему-то не задумываются: как же так получилось, что в их «европейской» стране укоренился фашистский режим в самых худших латиноамериканских формах, то есть фашизм семейно-криминального толка? Почему общество это допустило, не смотря на свою «европейскость»? Нет ли в этом закономерности?

И наоборот: азиаты-киргизы, еще четыре поколения назад жившие в условиях дремучего азиатского феодализма, сформировавшего соответствующую ментальность, не позволяют относиться к себе, как к бесправным холопам, сметая власть всего лишь за попытку сфальсифицировать итоги парламентских выборов? Как, сцуко, вообще такое возможно, что у них есть конкурентные выборы, в которых участвует под 20 партий, а в России и Белоруссии есть только процедура голосования с заранее известным результатом?

Почему киргизы готовы идти толпой на ментов с автоматами, теряя убитых, и только приходя в ярость от этого, а белорусы трусливо разбегаются от кучки людей в штатском, у которых в руках только резиновые фаллоимитаторы? Почему азиатский священный трепет перед властью и любым ее носителем, обожествление властителя, достигшие самых абсурдных форм в Туркменистане, совершенно чужды киргизам? Разве в их исторической судьбе есть предпосылки для такого разного проявления национального характера? Можете покопаться, конечно, но я вас могу заверить, что их вы не найдете и даже при всем желании из пальца не высосите.

Будет себя человек вести как обосранный потомственный раб, или как гордый свободный человек, зависит не от исторического опыта, культуры, воспитания, хотя это и имеет некоторое значение, а почти исключительно от конкретных условий существования, заставляющих индивида и общество в целом вести себя так, а не иначе.

Вот, собственно, первый тезис, который я сформулировал. И теперь обязан его обосновать. Разговор будет продолжен. А вдохновившему меня naivny_chukcha – респект и уважуха. Отрадно видеть среди русских достойных, мыслящих людей.

https://kungurov.livejournal.com/279919.html